Как вы уже знаете, 22 ноября 1941 года частями Красной армии был оставлен промышленный Сталиногорск-2, а 24 ноября пал Венёв. Немецкие танки беспрепятственно двигались дальше на север через Мордвес на Каширу... и на Москву. Но мало кто знает, что все это время сибирская 239-я стрелковая дивизия все еще дралась под Сталиногорском-1 и Донским — в полном кольце окружения, далеко от других войск 50-й армии, в тылу врага.
По поводу свежей, полностью укомплектованной и хорошо вооруженной 239-й стрелковой дивизии, переброшенной с Дальнего Востока сюда, в самое пекло под Сталиногорск, командование советской 50-й армии всерьез и не без оснований полагало: Не жди подкрепления. Ты и есть подкрепление.
Вплоть до 25 ноября 1941 года это элитное советское соединение вело бои практически в одиночку против частей 4-х(!) немецких дивизий:
1) с юга топталась на месте «более небоеспособная» немецкая 112-я пехотная дивизия,
2) с запада от Узловой нетерпеливо штурмовала 167-я пехотная дивизия,
3) с севера расположились части 4-й танковой дивизии,
4) ну и наконец, с востока сталиногорский котел окончательно запечатала 29-я моторизованная пехотная дивизия вермахта.
Добавим, что для усиления частям немецкой 4-й танковой дивизии была специально придана боевая группа из соседней 3-й танковой дивизии, а пехотинцев 112-й и 167-й пехотных дивизий поддерживали еще и несколько штурмовых орудий StuG III из 202-го дивизиона штурмовых орудий. Очевидно, что так крайне необходимое участие всех этих частей в немецком наступлении на Москву снова откладывалось.
Еще неделю назад, «17 ноября мы получили сведения о выгрузке сибиряков на станции Узловая» — докладывал немецкий генерал Г. Гудериан, но Гейнц, ведь на дворе уже — 25 ноября! Из-за какой-то одной советской дивизии (или нет, не какой-то, а какой!...) целая неделя прямиком коту под хвост!.. В штабе немецкой 2-й танковой армии, однозначно, уже было совсем не до шуток.
В этой, мягко говоря, крайне сложной ситуации командир 239-й стрелковой дивизии полковник Гайк Оганесович Мартиросян принял единственно верное решение — идти на прорыв. В документальной повести новомосковского краеведа Н. С. Чумичёва ему приписываются до глубины души пронзительные слова: Только безвольный и трусливый командир под видом «безвыходного положения» может распустить свою часть для выхода из окружения мелкими группами, а на самом деле он бросает своих воинов, которые верят ему как отцу, на произвол судьбы.
Не будет такого, вместе до конца. Я принял решение нанести удар по противнику и выйти из окружения или погибнуть...
И этот замысел безусловно приводится в исполнение. Для этого 25 ноября 1941 года 3-й стрелковый батальон 813-го стрелкового полка должен был надежно прикрывать отход основных сил дивизии на рубеже деревни Урванка, нынешних Детского парка, Березовой рощи и поселков 26-й и 27-й шахт. Бойцов просили крепко держаться как можно дольше. И они держались.
По воспоминаниям Дарьи Александровны Тимошиной, жительницы крайнего дома в Сталиногорске-1, когда 25 ноября 1941 года началась немецкая атака, по полю прямо к ее дому надвигались 5 немецких машин (остальные танки пошли в сторону 26-й шахты). Здесь их уже ждали бойцы-сибиряки. Завязался неравный бой. Увидев около своего дома двух раненых красноармейцев, Дарья Александровна выбежала из укрытия и под огнем противника перенесла их с поля боя в подвал дома, где оказала первую медицинскую помощь — сделала перевязку.
Вскоре на позициях 3-го стрелкового батальона сложилась реально критическая ситуация. Командир полка Георгий Алексеевич Гоголицын вызвал к себе старшего лейтенанта Григория Андреевича Аванесова и лично поручил ему прийти на выручку погибающим, но не сдающимся бойцам 3-го батальона. Взяв машину с зенитной установкой, он выехал в поле перед городскими домами и огнем с коротких дистанций принялся уничтожать немецкую пехоту.
Повсюду бушевала ожесточенная рукопашная схватка... Для многих защитников Сталиногорска, как и для Григория Аванесова, тот бой стал последним.
Выжившие немецкие ветераны свидетельствуют: «Сибиряки оборонялись до последнего, предпочитая быть убитыми, но не покинуть свои одиночные окопы-укрытия. РУССКИЕ НЕ СДАЮТСЯ, прерывисто строчат их очереди из пулеметных гнезд». Из высотных домов (городская застройка Сталиногорска-1) навстречу немецким пехотинцам «били медленные очереди «так-так» русских пулеметов Максима — их огневые точки невозможно сразу засечь в бесконечных оконных проемах...»
Нет, Сталиногорск не сдался без боя. Вплоть до самой ночи стучали пулеметы, трещали карабины и грохотали ручные гранаты. Потом наконец наступила тишина... Немецкие потери были велики. Один только 315-й пехотный полк 167-й пехотной дивизии доложил в качестве текущих потерь о 100 раненых и о выбытии 5 командиров рот. Особенно сильно был обескровлен 2-й батальон, а 3-й батальон вообще был к вечеру отведен назад в Каменку (Узловский район). Мучительная смерть у деревни Урванка, ныне в черте современного Новомосковска, настигла обер-лейтенанта Роскотена, «когда он захотел приблизиться прямо к одному русскому, чтобы взять его в плен. Красноармеец высоко вскинул свое оружие, выстрел ранил обер-лейтенанта так тяжело, что он умер несколько часов спустя...»
Эти русские не сдаются. Тем временем, основные силы сибирской дивизии в ночь с 25 на 26 ноября 1941 года наносят врагу неожиданный удар в восточном направлении — здесь, как и планировал Г. О. Мартиросян, его 239-я стрелковая дивизия пошла на отчаянный прорыв из кольца окружения. Бойцы 3-го стрелкового батальона 813-го стрелкового полка в Сталиногорске-1 смогли прикрыть их отход.
Продолжение следует...
Александр Яковлев
